Deep spirit scanning,” Eisfanger says. His voice has a strange resonance to it, like I’m hearing him through a bad phone connection. “Don’t worry, it’s completely safe. Well, mostly.”

“Mostly?”

“Side effects have been documented,” he admits. “In a very small percentage of cases. Less than two percent.”

“What kind of side effects?” Suddenly I’m feeling nauseous. Feels like the ants are crawling around inside me now, which is exactly as disturbing as it sounds.

“Memory loss. Synesthesia. And occasionally … vestigial growths.”

“So I could forget my own name, start smelling purple everywhere and have an extra nipple sprout from my forehead?

Paranoia is just the bastard child of fear and good sense." (Charlie)

"Poor thing. Let's adopt it, give it a last name and raise it right." (Jace)

"You want to get it a puppy, too?"

"Sure. We'll call it Panic. It and little Paranoia can play together at the park and scare the hell out of all the other kids.

Paranoia is just the bastard child of fear and good sense.

I've got a bad case of the 3:00 am guilts - you know, when you lie in bed awake and replay all those things you didn't do right? Because, as we all know, nothing solves insomnia like a nice warm glass of regret, depression and self-loathing.

You can't do that kind of thing normally, but normal dumped without a note nearly a month ago. These days, I'll happily set fire to a bridge the second after I've crossed it - I don't plan on being around for the consequences to catch up with me.

С огромным трудом удалось сохранить название, его категорически требовали изменить («Чтобы не вызывало воспоминаний о стихотворении Евтушенко»), но тщательно убрали все критические упоминания о Сталине («Есть такое мнение, что сейчас не время»), вообще малейшую критику чего-нибудь советского («Роман антифашистский, критикуйте только гитлеровский режим»). Доходило буквально до анекдота. В начале романа есть фраза, что у немцев орудия тянули огромные рыжие кони-тяжеловозы, перед которыми лошаденки, на которых отступала Красная Армия, показались бы жеребятами. Фразу немедленно вычеркнули. Я доказывал, что в конце книги описываю, как немцы отступают на наших малорослых лошаденках, ибо их рыжие тяжеловозы передохли, не выдержав. На это Б. Полевой возражал: «Пока читатель дочитает, он забудет начало, а в памяти у него останется лишь, что у немцев лошади были лучше, чем у нас». После отчаянных споров и всеобщих обсуждений фразу оставили в смягченном виде, но это было едва ли не единственное исключение [4].